Наши Легенды. Юрий Лебедев

Сегодня 67-летие отмечает прославленный советский нападающий, 6-кратный чемпион мира Юрий Лебедев.
Герой очередного выпуска «Наших легенд» расскажет о необычных эпизодах своей яркой карьеры: пребывании на гауптвахте по приказу Анатолия Тарасова, оригинальных педагогических подходах выдающегося тренера Бориса Кулагина, а также об детективном отцеплении из состава олимпийской сборной 1976 года.
Самый нервный матч
Самый нервный матч в моей карьере – это Прага, 78-й год. Решающий матч против хозяев мирового первенства, когда мы должны были выигрывать в две шайбы. И мы вели 3:1. Ближе к концу кого-то удалили из наших, и Тихонов выпустил Валеру Васильева, Гену Цыганкова, меня и Голикова Володю.
Я отчетливо помню, как Валерка кричал мне: «Выброси, выброси шайбу!» А я ее возил по нашей зоне и убивал секунды: замахнусь клюшкой – и чехи все назад откатываются, Глинка тот же, а я назад с шайбой еду за ворота. Васильев орал на меня: «Да выброси же ты!» У него аж жилы на шее вздулись…
Потом уже он пытал меня: «Ты что творил? Почему не выбрасывал шайбу-то? На кой черт рисковал?!» Я ему спокойно ответил: «А зачем выбрасывать, когда я ее надежно контролировал?» Мы же могли на последних секундах забить еще шайбочку! Мы с Володькой Голиковым выкатились на их ворота, если б отдал пас, мне оставалось ее только переправить в пустой угол…
Ну это и была в моей карьере самая тяжелая концовка матча.
Стрельцов, Воронин, Кавазашвили, Шустиков
В 15 лет меня взяли в дубль футбольного «Торпедо». Вадика Никонова тоже взяли; он постарше меня был. В Одессе играли, а там стадион внизу, у Черного моря. Пароход вдруг задымил, черные клубы дыма до поля ветром донесло – жара 40 градусов да этот дым; бегать невозможно. Вадик мне: «Юрка, не могу я, не могу!» А я как-то выдержал.
Я на сборе в Мячкове жил вместе с Виктором Шустиковым и Валерием Ворониным в одной комнате. Так принято было в «Торпедо», чтобы одного молодого подселяли к ветеранам. Стрельцов был в составе, Кавазашвили. Когда Анзор травму получил, его на первом этаже разместили, а меня приставили к нему, чтобы я как-то помогал в быту.
А зимой я хоккеем занимался. Просто чтобы не простаивать… Когда намечалась поездка юношеской сборной Союза по футболу куда-то в Сирию или в Ливию, к нам домой пришел Морозов, тренер той сборной. Отца спрашивает:
– А что твой-то на сборах отсутствует? Вроде парень серьезный.
– Да Юрка же хоккеем занимается.
А Морозов руками развел:
– Какой такой хоккей?! Я даже не в курсе этого…
Я почему хоккей выбрал? Футболом занимался вроде как в одиночку, а хоккеем несколько друзей увлеклись. Костик Климов в соседнем доме жил; потом в «Спартаке» здорово заиграл… И не поверите – футболисты тогда все в хоккей играли и, скажу, очень прилично выглядели. И Шустиков, и Воронин, и Стрелец выступали за мужиков (мужская команда спортклуба автозавода имени Лихачева. – Прим. ред.). За вторую мужскую гоняли по субботам. Где-то часов в восемь начинали, а мы всегда ходили смотреть на них. Стрельцов катил нормально, забивал, отдавал.
Замечательным человеком был Эдуард Анатольевич! Но он, правда, курил как черт… Спустя много лет мы со Стрельцовым учились в Малаховке в областном инфизкульте. Миша Гершкович, Стрелец и я с Казанского вокзала на электричке туда добирались.
Гаупвахта от Тарасова
Когда Тарасов ушел из ЦСКА, Кулагин взял нашу тройку из молодежки в основу. Сзади выходили Лутченко с Цыганковым – зубры такие. И мы много матчей отыграли. И хорошо смотрелись по игре и по результату; ни одного микроматча не проиграли нашей пятеркой. А когда Тарасова вернули, наше звено отослали: мы с Сашкой Бодуновым поехали в Калинин, в Тверь – доигрывать сезон в СКА, а Славка Анисин еще оставался в команде, тренировался там.
А после окончания сезона нас вызвали к начальству. В принципе, хотели оставить в ЦСКА одного Анисина, но на всякий случай, чтобы другим клубам молодые и перспективные не достались, побеседовали и с Лебедевым, и с Бодуновым… А уже разговор шел с Кулагиным, что он будет принимать «Крылья» и что заберет нас туда.
В ЦСКА нам предложили подписаться на лейтенанта, остаться в клубе и написать заявление на сверхсрочную службу. А мы отказались, все втроем отказались.
И нас с Бодуновым отправили на губу на 15 суток, на гауптвахту, а Славу Анисина отправили в Курск, в действующую воинскую часть. Ну мы-то отсидели на губе, она как раз на Автозаводской находилась, в моем районе, а Анисин оставался в части. У Славы отец серьезный специалист был в космической медицине, он переговорил со своим начальством, и на ЦСКА надавили: «Вы не имеете права держать дальше этих парней, если они отказываются от сверхсрочной службы. Ответите по закону, если это безобразие продолжится!..» А в то время Славкин отец дружил с Гагариным, он часто бывал у них дома; там одного слова Юрия Алексеевича хватило бы…
Меня Эпштейн хотел пригласить в Воскресенск, но мы тогда порешили – идти втроем к Кулагину в «Крылья». И Борис Павлович пообещал: «Хорошо, я согласен – будете играть в одном звене». И слово свое сдержал.
Бег не для меня
В те годы тренеры ориентировались на большие объемы беговой подготовки. Не все, конечно. Хоккеисты особо это не любили и переносили беговые нагрузки по-разному. Вот Сережа Капустин – звезда! – мог бегать с утра до вечера! Хотя игровик, в баскетболе был хорош. А лично я бегать ненавидел, ну не могу просто так бегать, хотя в прошлом футболист. Кросс мукой для меня был. 10 километров ровного бега у легкоатлета или лыжника – это ж тоска… Я любил игры разные – футбол, баскетбол, теннис тоже. Вот там, в коллективных играх – пожалуйста – и не замечал какие-то беговые нагрузки. А почему? Потому что я должен был увидеть смысл в моем перемещении: открыться под пас партнера, например.
Там как у Кулагина было заведено? 25 кругов с утра нужно пробежать. Если ты бежишь медленнее норматива, то накручиваешь 30 кругов; если быстрее – то 20, а еще быстрее – 15. Мы обычно старались побыстрее отмучиться, в 15 кругов укладывались, чтоб вдвое больше не колесить. Борис Павлович объяснял нам: «Мне это надо не ради физической подготовки, а для воспитания характера!» Хотя лично я не думаю, что такой подход закаляет спортивный характер.
Бобров - Кулагин
Ездили со сборной в турне по Америке. В 73-м. Традиционное турне. В четыре звена стали играть, и нашу тройку Бобров на большинство не выпускал – только когда в меньшинстве оставались. И мы пару шайб пропустили при наших удалениях. И Борис Павлович, у которого наше звено в «Крыльях» играло, на разборе матча вроде как упрек бросил в сторону Боброва:
– Мои совсем мало играют. В равных составах редко играют. Ты их только на меньшинство ставишь.
Ну, Всеволода Михайловича врасплох не застанешь – ответил:
– Пусть пока посидят твои. Их время скоро придет.
А Кулагин не успокоился:
– Но я все-таки тренер сборной!
А Всеволод Михайлович сидит себе спокойно и констатирует:
– А я главный тренер сборной!
Как в шпионском детективе
Представьте себе – 1976 год, международный аэропорт «Шереметьево», хоккейная сборная Советского Союза вылетает на Олимпиаду в Инсбрук, в Австрию. Мое место оказалось у иллюминатора. Почему-то самолет долго не выезжал на взлетную полосу. Сидим спокойно и ждем. Тут смотрю в окошко – мчатся две «Волги» черные прямиком к нашему самолету. Ну прямо как в шпионских или детективных фильмах!
Через минуту-другую ко мне подходит мужчина: «Юрий Васильевич, нам нужно с вами переговорить. Пожалуйста, выйдите из салона самолета». Догадываюсь, что спорить или возражать бесполезно. Ну я встал и вышел. Смотрю – Слава Анисин тоже здесь. Вещи наши из багажного отсека вытащили, погрузили на те самые машины – и всё. Олимпиада 76-го – в минус.
А потом выяснилось, почему нас с Анисиным отцепили в самый последний момент. Мы же в свое время ушли из ЦСКА в «Крылья Советов». А министром обороны был тогда маршал Гречко. И ему кто-то напел: мол, надо армейцев Виктора Жлуктова с Борисом Александровым включить в состав олимпийской сборной вместо крыльевских нападающих Анисина с Лебедевым. И нас с самолета в самый последний момент сняли.
Правда, шубу оставили нам. И шапки тоже оставили. Они из меха хорошего тогда делались. Красивые и теплые были…
Просьба Михайлова
На Олимпиаде 80-го в Лейк-Плэсиде у нас было такое звено – Саша Мальцев, Володя Крутов и я. Очень, скажу, прилично играли. С финнами вытащили матч. А после него как раз встречались с американцами…
В том злополучном матче многое вкривь и вкось пошло. Важно было то, что у первой тройки Михайлов – Петров – Харламов игра как-то не заладилась. Ну бывает же такое, даже с великими. А наше звено выглядело подходяще. Казалось бы, тренеру надо было нас почаще выпускать, а их, наоборот, пореже. А Тихонов, наоборот, загонял их буквально… Михайлова как раз я менял, Борис мне говорил: «Я буду быстрее меняться – устаю и не могу на этом льду играть». Думаю, сказывался возраст и то, что лед был ужасный по качеству. Воды было много, прямо такая каша была, особенно у ворот. Скрадывало это наше преимущество в классе.
Вот если бы Тихонов наше звено выпускал почаще, глядишь, и результат вышел бы иным на той злополучной Олимпиаде…
Психотерапевт Кулагин
Удивительным тренером был Борис Павлович. Не любил слабохарактерных хоккеистов, предпочитал тех, у кого сила воли имелась. Воспитывал это качество. Он не боялся работать с людьми со сложным характером, любил таких, кто в поведении не был паинькой. Умел найти к ним подход и заставить играть сильно, в меру их таланта. Кулагин никогда не выгонял из команды и не грозился наказать деньгами, зарплатой. Был уверен, что такой хоккеист никогда не подведет ни его, ни его команду, а в самый нужный момент еще и выручит.
Психологом-то солидным считаю Бориса Павловича.
Рвали канадцев в Суперсерии-72
При подготовке к Суперсерии на сборах находилось человек под сорок. И тогда никто не знал, кто поедет, а кто останется, кто с кем в одном звене будет; только корифеи были спокойны.
После того как в Монреале мы выиграли, а в Торонто проиграли, Бобров решил выпустить нашу крыльевскую тройку. И мы не подвели. Нормально отыграли. Боевая в Виннипеге ничья была – 4:4. Мы свой вклад тоже внесли, две шайбы отгрузили.
…Их защитники перепасовывались и что-то меж собой не разобрались, друг другу стали шайбу уступать. И Славка крикнул мне: «Подбирай!» А я уже почувствовал, что накрывать их надо. Подбираю шайбу и не глядя отдаю ее Сашке, а Бодунов как дал с кистей – прямо в «девятку» угодил.
Потом я удалился почти сразу же, и Харламов забил в меньшинстве.
Потом наша тройка еще отличилась. Но смутно помню, как там было…
На четвертый матч Всеволод Михайлович снова нас выставил в полном составе.
Ну, в Ванкувере-то мы вообще рвали канадцев! Звеном, нашим звеном.
Даже не вспотеешь
У меня всегда был мандраж перед игрой. Ну а как не волноваться? А когда начинал работать на полную катушку, двигаться, все проходило. Я любил первую и вторую смены отыграть подряд. Даже чуть задохнешься, зато включаешься и начинаешь бегать без устали весь матч. А если, как это делал Тихонов, через 10 секунд тебя меняют – он же ввел эту игру в четыре звена – ты только 10-15 секунд на поле находился и даже вспотеть не успевал. Период целый прошел, а ты не потеешь?! А я не любил так играть! Мы и в детской спортивной школе почти всю игру одной пятеркой бегали. В «Крыльях» я вообще выходил в двух звеньях – в первом и третьем; выходил и в большинстве, и в меньшинстве. Такая моя манера игры была.
Федерация хоккея России