Наши легенды. Анатолий Тарасов. Вспоминает Владимир Юрзинов

Легендарного тренера Анатолия Тарасова вспоминает Владимир Юрзинов:

- Для меня большая честь, огромная радость, что я имею возможность поделиться своими воспоминаниями об Анатолии Владимировиче.

Встречи с такими людьми как Тарасов остаются на всю жизнь. Тарасов – явление и в нашем, и в мировом тренерском деле. Поэтому все его слова в мой адрес до сих пор востребованы, и я по ним еще живу как тренер. Например, когда я еще был игроком, он мне говорил так: «Володя, комсорг! Иди в команду, поднимай народ». Или еще: «Володя, подготовь игрока-звезду, и ты будешь выдающимся тренером».

Это еще надо знать, с каким настроением и как он все это говорил. Это все время остается со мной. Я уж не говорю по хоккейным нюансам, которые мы должны знать: «Куда смотрю, туда не отдаю». Сначала угроза броска, потом ты уже принимаешь решение. То есть Тарасов для меня как тренер – это совершенно живой человек.

Есть фото, где я стою с Тарасовым на чемпионате мира. Меня на скамейку поставили, потому что я был десятый нападающий. Я подошел к Тарасову и говорю: «Анатолий Владимирович, я десятый нападающий». Он так посмотрел на меня и говорит: «Володя, ты генерал, но без армии». То есть у него такой язык, от него заражаешься этим языком. «Володя, я бы на конференции предложил тебя в качестве главного тренера сборной, но ты же возьмешь себе в помощники Тихонова». Я говорю: «Да, Анатолий Владимирович». И пошел дальше. У него язык был бесподобный, знание дела и умение общаться. Это до сих пор у меня в голове, и я этим живу в работе.


Если уж говорить про тренера, где я только не работал, но я всегда был советским тренером, я всегда был и всегда буду им. Я был представителем нашей школы. Это Тарасов, это Чернышёв, это Кулагин, это Тихонов, это Эпштейн Николай Семенович, это Кострюков Анатолий Михайлович. Я всегда знал, какую школу я представляю. Я даже выпить не мог, работая за рубежом, потому что я знал, как на меня будут смотреть. Потому что я представитель этой школы, знаменитой победной школы, этих традиций. Я это нёс, я этим горжусь. Это, конечно, тарасовское, это во мне сидит.

Я помню, как он нас, еще молодых игроков, нам было по 23-25 лет, отправлял на «Золотую шайбу». Мы играли, показывали. В Ижевске я еще со знаменитым конструктором Калашниковым познакомился, потому что он входил в исполнительный комитет. Была тренерская школа Тарасова, которую он проводил и в которую вкладывал душу. Все эти знания он собирал это и отдавал нашим тренерам.

Я уже работал в команде мастеров: Виктор Тихонов в ЦСКА и я в «Динамо». Из тренерской школы Тарасова стажеры постоянно направлялись в команды мастеров. И вот они приходили, нам помогали и сами учились. То есть это была преемственность поколений.

Кредо Тарасова было в том, что тренер – это артист, актёр. Анатолий Владимирович – великий режиссер и зритель. «За хоккей надо бороться, Владимир. За наш хоккей надо сражаться. Надо его все время представлять». Это опять его слова. Гибкость его заключалась во всем. В развитии, что мы должны работать, должны развиваться, все силы отдавать на развитие своего вида спорта. Он мог идти к руководству и доказывать.

У меня же все записи сохранились, когда он с детьми в Финляндии проводил занятия, когда они в Америку с Чернышёвым ездили. То есть он еще от природы журналист. Он вокруг себя создавал эту атмосферу.

В Тарасове всех поражала колоссальная работоспособность. Основана она была на преданности своему делу, на преданности нашему хоккею. Он мог поднять за Родину, за нашу страну, объединить. Умение достигать своих целей, постоянное творчество. Например, это система в игре, которую он все время придумывал. В ней играли Олег Зайцев, Игорь Ромишевский, Женя Мишаков, Толя Ионов и Юра Моисеев. Один защитник, два хавбека, как он говорил. У него все время работала мысль.

Он проводил тренировки ЦСКА. Я к нему с поклоном: «Анатолий Владимирович, можно я поприсутствую на вашей тренировке? Можно я посмотрю?» – «Володенька, иди вот сюда становись». И начинается тренировка. Разминка, все пошли. Ко мне подходит друг мой Александр Павлович Рагулин и говорит: «Володя, давай потихонечку сматывайся отсюда. Уходи». Я говорю: «Саша, ну чего? Я пришел посмотреть». – «Ты же знаешь. У Тарасова один зритель и он сейчас начнет нас гонять. Давай, Володенька, иди».

Тарасов вообще был велик для нашего хоккея и для мирового хоккея. Во-первых, у него была ясная четкая цель – наш хоккей вывести на первые позиции в мире, обыграть канадцев. А за счет чего мы будем обыгрывать? За счет чего мы будем выходить на новый уровень? «Володя Чинов, ты можешь, чтобы обыграть канадцев, тренироваться три раза в день?». Тот говорит: «Анатолий Владимирович, я от одной тренировки устаю, а мне три раза». То есть учебно-тренировочный процесс был артистический. Такие нагрузки, но часа полтора-два пролетали незаметно. Мы выходили еле живые, но радостные.

Когда Тарасов стал с Чернышёвым работать, кто вообще это придумал? На каком основании? Совершенно два разных человека и вот они вместе… Это было вообще великое достижение этих тренеров, понимаете? Немножко рано они ушли сами в 1972 году после олимпийских игр. Но ведь Тарасов еще после этого пошел футбол тренировать. Представляешь, что это за характер? Он пошел ЦСКА тренировать уже после окончания хоккейной карьеры. А ребята последние: Третьяк, Лутченко, Фирсов, Михайлов, Петров, Харламов – вся эта компания!

Мы ни в коем случае не должны забыть о том, что Тарасов сделал для нашего хоккея, а оставить это в наследство. Я очень доволен, что сейчас будет памятник Тарасову. Я считаю, что и фильм про него надо снять, и про других. Для меня это другие люди, потому что это, в общем-то, вымысел. Это для меня живые люди. Не много людей, которые еще помнят Анатолия Владимировича Тарасова.

Но за хоккей надо бороться, как говорил Тарасов.

Я помню еще Олимпийские игры, 1994 год в Норвегии в Лиллехаммере. И вот когда мы проиграли финнам, а шведы выиграли чемпионат мира, забили гол, я видел лицо Тарасова. Он сидел на трибуне, когда шведы праздновали. Он сидел с Галей, со своей дочерью вдвоем. Меня поразило его лицо. На нем горе. Вот что было – горе. Я это никогда не забуду.

Потому это надо не потерять. Нельзя потерять.