Феерический феномен Фирсова

1 февраля 2011 года, исполнилось бы 70 лет великому советскому хоккеисту Анатолию Васильевичу Фирсову. Он родился в Москве, начинал играть в хоккей в московском «Спартаке», а в 1962 году пришел в ЦСКА, с которым оказалась связанной накрепко вся его последующая хоккейная жизнь и судьба.   Фирсов – заслуженный мастер спорта СССР. В составе московских армейцев 9 раз становился чемпионом СССР, восьмикратный чемпиона мира. Фирсов – один из шести хоккеистов, носящий звание трехкратного олимпийского чемпиона - 1964, 1968 и 1972 годов. На чемпионатах мира 1967, 1971 и на олимпийском турнире 1968 года в Гренобле был признан лучшим нападающим.В чемпионатах СССР провел 474 матча, забил 346 голов.   Обладатель Кубка СССР 1966-1969, 1973 годов. Обладатель Кубка Европейских чемпионов 1969-1974 гг. (14 голов).В 1998 году введен в Зал славы ИИХФ и Зал славы отечественного хоккея.Кавалер ряда правительственных наград. Окончил МОГИФК.   Похоронен на Старосходненском кладбище.

ФЕЕРИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН ФИРСОВА

В мае минувшего года, на турнире «Шведские хоккейные игры» я столкнулся с Сигурдом, давним знакомым по тем временам, когда тот еще был служителем в старом добром ледовом дворце спорта «Юханнесхоф». «Слушай, - спросил я шведа, после того, как мы похлопали друг друга по плечам. – Помнишь, ты мне какую-то историю про Фирсова рассказывал?».    «О, Фирсов, - заулыбался Сигурд. – Он был у нас любимцем, хотя нам, шведам, приносил своей игрой много огорчений. Но уж и играл!  А история такая. Дело было где-то в конце 1960-х годов, в дни чемпионата мира. После одной из тренировок сборной СССР я дождался выхода советских хоккеистов из раздевалки, а когда увидел Фирсова, то подбежал к нему и стал, подняв большой палец, выражать восторг его игрой. Не помню, кажется и какой-то сувенир ему сунул в руку. И тут Фирсов громко рассмеялся, снял с головы меховую шапку и нахлобучил ее мне. Я просто опешил от неожиданности…».   Допускаю, что для шведа этот фирсовский поступок мог стать большим сюрпризом. Для шведа. Но мне этот  красивый жест знаменитого нападающиего странным не представляется. Потому, что в широкой натуре Анатолия Васильевича жила присущая русскому человеку во все времена щедрость. Та самая, которая предполагает самые невероятные всполохи душевной доброжелательности в любых ситуациях. Фирсов с его широкой улыбкой, темными бровями вразлет был очень обаятелен. В его облике была какая-то притягательность, что-то очень залихватское, некая лихость, сочетающаяся с предельной открытостью как на площадке, так и вне ее. Эти качества не остаются незамеченными во всех землях.  Пожалуй, только Валерий Харламов обладал такое же притягательностью повсюду, в том числе, и в Канаде, где стал всеобщим любимцем, хотя и доставлял массу неприятностей сборной Канады и профессионалам из клубов НХЛ.   Ну, и, конечно, феерическая игра Фирсова. Он обладал всеми качествами выдающегося игрока: скоростью, обводкой, многочисленными финтами, мощнейщим щелчком, отличным видением игры. В памяти стоят его обманные замахи, под которые ложились «купившиеся» на них защитники соперника. А Фирсов объезжал их и шел к воротам, или же делал отменную передачу партнерам. А его щелчки, пробивавшие насквозь защиту противника и самых знаменитых вратарей! А его скоростная обводка! А его финты! Это было празднество хоккея. Фирсов был из тех хоккеистов, которые в одиночку могут решать исход любой встречи. Он и решал. На Фирсова московский народ валил валом, как когда-то на Боброва, хотя в ЦСКА, да и в других московских клубах в годы его выступлений не было недостатка в блестящих хоккеистах. А он был все же пусть и чуточку, но ярче, элегантней, самобытней, его проделки на льду вызывали смех на трибунах, бурные аплодисменты, восторг.   Да что там говорить! Предисловие к его книге «Зажечь победы свет» написал знаменитый чехословацкий хоккеист Йозеф Черны, не раз противостоящий Фирсову на льду. И вот что он написал: «Фирсов – как ртуть. Он мудрый и хитрый лис, знающий десятки тропинок к заветной цели. На каждый ваш шаг, на каждую вашу попытку обыграть его у Фирсова есть убедительнейший ответ, остроумная реплика, неожиданный финт. В нем подкупает чувство фэйр-плей (честной игры). И как бы жестоко не действовали против него, Анатолий никогда не опускался до грубости».   Вот это оценка! Экземпляр этой книги с трепетом храню в свой библиотеке потому, что в ней есть автограф самого Фирсова. Он подписал книгу Вернеру Перссону, большому другу советских хоккеистов, замечательному человеку и тренеру, работавшему много лет с юниорами стокгольмского клуба «АИК», приятелю А.В.Тарасова, переведшему на шведский язык книги великого тренера. Долгие годы Персон работал в стокгольмском бюро АПН и на почве хоккея мы с ним сдружились. Жизнь Вернера неожиданно оборвалась в ноябре 1998 года от разрыва сердца. Незадолго до этой трагедии он дал мне почитать книгу Фирсова, да так она у меня и осталась. «Профессору хоккея. Фирсов. 31.012.73 г», - значится на титульном листе книги.  «Ох, Фирсов!», - многозначительно цокал языком Вернер, когда я спрашивал его, кого из советских хоккеистов он бы выделил в первую очередь.   А дриблинг Фирсова?! Это тоже было нечто выдающееся, фонтанирующее. Тут хотелось бы внести ясность в один момент. На протяжении вот уже многих лет в статьях об это уникальном игроке встречаю домыслы о том, что Фирсов является изобретателем финта «клюшка-конек-клюшка». Но это не так. Финт изначально принадлежал замечательному шведскому хоккеисту Ульфу Стернеру и Фирсов подсмотрел его  у шведа, о чем со свойственной откровенностью сам Анатолий Васильевич и писал в своей книге: «Этот финт называют «фирсовским», но я не могу принять эту честь. Не знаю, случайным или продуманным был этот прием у Стернера, но однажды он показал его в матче со сборной СССР.  Было это в 1963 году на чемпионате мира. Я смотрел эту игру в Москве по телевизору и, увидев финт Стернера, поразился, но потом, под влиянием событий, происходящих на хоккейном поле, забыл обо всем. Наши проиграли 1:2, и огорчен я был ужасно. Однако трюк Стернера увидел не только я, но, и конечно же, Анатолий Тарасов. Он-то и предложил мне попробовать освоить этот финт.  Сначала я работал с ним, стоя на месте. Потом начал пытаться применять его в движении, правда, двигался я не на самой высокой скорости. Затем постепенно стал катиться все быстрее и быстрее. Интересно, что вначале Анатолий Владимирович выполнял этот прием лучше, чем я. Тарасов торопил меня, и вскоре я рискнул обыграть в ходе матча своего опекуна таким вот финтом».   В общем, Фирсов со временем довел исполнение финта до такого совершенства, что на него попадался и сам его изобретатель Стернер. К чему я об этом? Да к тому, что Фирсову, как человеку честному, обладавшему чувством собственного достоинства, не к лицу было присваивать себе такое «авторство». В его техническом арсенале было достаточно собственных финтов. И, во-вторых. Феномен Фирсова состоит в том, что он не щадил себя на тренировках и добивался всегда стопроцентного от них эффекта.

(Анатолий Фирсов на тренировке ЦСКА в Кудепсте)   Вице-президент ФХР Игорь Тузик рассказывал мне, что наблюдал за тренировками Фирсова, в том числе, и за разучиванием им под руководством Тарасова выше описанного финта. «Это были занятия буквально на износ. Раз за разом, опять и опять. А потом еще бег на смене ритма, рывки, прыжки. И тарасовское: «Быстрее, Анатолий, еще быстрее!». Я, стоя у бортика, даже поеживался от холодка, пробегавшего вдруг по коже».    По убеждению Тузика, Фирсов смог стать великим Фирсовым, мастерством которого восхищался мир, только потому, что попал он в руки Тарасова. «Да, Анатолий был одарен от природы и еще в московском «Спартаке» обращал на себя внимание. Но мне, например, было трудно вообразить, что Фирсов станет лучше Витьки Ярославцева, который по общему признанию специалистов был необыкновенно талантлив. Но огромный потенциал Виктора не раскрылся, думаю, потому, что он стал пренебрегать требованиями режима, не работал над собой. А вот Фирсов под требовательным оком Анатолия Владимировича вкалывал до изнеможения, что окупилось сторицей. Феномен Фирсова зиждился на фундаменте огромной, просто титанической работы», - заметил Тузик.   И уж если следовать исторической правде, то ведь именно Тарасов соединил Фирсова с Владимиром Викуловым и Виктором Полупановым.  В итоге в советском и мировом хоккее родилось выдающееся звено нападения Викулов-Полупанов-Фирсов, одно из сильнейших в отечественном хоккее за все его времена. «Мне грех жаловаться на отсутствие внимания к собственной персоне, но не будем забывать, что призы лучшего нападающего чемпионатов мира я получал,  играя в одной тройке с Викуловым и Полупановым. С молодыми хоккеистами, которые росли вместе со мной», - писал сам Анатолий Васильевич.   И не раз Фирсов заявлял, что лучших партнеров, чем Викулов и Полупанов у него за всю его карьеру не было и он бы желал играть до конца только с ними. А почему эта блистательная «тройка» распалась раньше времени – это тема уже другого разговора.

(Викулов, Полупанов и Фирсов на Красной площади после получения правительственных наград)   Фирсов был всенародным любимцем. Его любили за удаль, за неунывающий характер, за свойственное настоящему русскому человеку стремление делать свое дело достойно, на высочайшем уровне мастерства. Подобно лесковскому косому Левше, подковавшему блоху.     После неудавшейся попытки заняться в начале лихих 1990-х годов бизнесом где-то за границей, в "какой-то что ли" Швейцарии, он вернулся на Родину. Представляется, что Фирсов был человеком своего времени, не рожденным для предпринимательской деятельности, да и по складу характера не был приспособлен к коварству и «ловушкам» свободного рынка.    А в годы перестройки стал Народным депутатом СССР (ему, думается, помогли опытные «сильные мира сего», выдвинувшие его кандидатуру на выборах, но выдвинули его, отлично понимая, что он пользовался в народных массах куда большей популярностью, чем кто-либо иной). Не думаю, что Анатолий Васильевич досконально разбирался в сложных вопросах законотворчества. Но кому мог, помогал, пользуясь правами и привилегиями народного избранника. Так, например, именно Фирсов направил депутатский запрос на имя министра обороны СССР, в результате чего майор Советской Армии Владимир Крутов был приказом министра уволен из Вооруженных сил СССР и смог поехать за океан выступать за клуб НХЛ «Ванкувер Кэнакс». О чем мне рассказал сам Владимир Евгеньевич в одной из бесед…   Это, конечно, эпизод. Но он характерен для Фирсова, для его натуры. Тяжело переживал Анатолий Васильевич уход из жизни супруги, которую крепко любил большим мужским чувством. И похоронен великий мастер рядом с женой на Старосходненском кладбище, недалеко от подмосковной Фирсановки, где у него была дача. Фирсов в Фирсановке. Все как бы сочетается. Но по метельной зимней погоде как добираться до этого самого  кладбища? Я сам, например, и не ведаю, где оно расположено и, где там могила кумира молодости...   Каюсь, неловко. Но помню феерического Фирсова, а с годами вспоминаю все чаще и чаще. Игрок был, каких мало. Наперечет. До сих пор жалею, что не сыграл он в составе сборной СССР в первой суперсерии СССР-Канада, в 1972 году. Он бы показал этим заносчивым канадцам, что такое настоящий щелчок, финт, дриблинг. Он, Фирсов, отлично знал, куда направлять шайбу. Он вселял в товарищей и зрителей уверенность в победе. И добывал ее в острой и бескомпромиссной борьбе.    И сегодня, в год 65-летия отечественного хоккея,  надо всем нам вспомнить добрым словом Анатолия Фирсова, неповторимого виртуоза, прославлявшего своей игрой Родину. Будь моя воля, я бы учредил приз имени Фирсова. Скажем, приз «За техническое мастерство». И вручал бы его самому техничному хоккеисту сезона в КХЛ.  Это было бы справедливо. И по делу.